Оптинский дневник.
Кадильница.
Каждый, кто побывал в монастыре «Оптина Пустынь», запомнил архидиакона Илиодора. Его зычный возглас «Господу помолимся!» не только заполняет собой весь собор Казанской Божией Матери, но и проникает в каждого, заставляя проснуться и встать на молитву. Отец Илиодор никогда не расставался с кадилом и уж, если кадил, то задымлял весь храм, делал это обстоятельно, часто останавливаясь напротив кого-то и долго окуривая ладаном.
Когда я поступил на послушание в Оптину, то был так рад увидеть этого легендарного отца! Он же меня совсем не знал и не помнил, но я уже так сроднился с его голосом. Скачав с оптинского сайта многие молитвы в его исполнении, я уже больше года вставал по будильнику, который поднимал по утрам его гулким голосом: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас…», а вместо звонка мой телефон сотрясался его же басом в молитвенном призывании святых преподобных Амвросия, Сергия, Серафима и Святителя Николая.
Первым моим движением, увидев отца Илиодора в монастыре, было обнять его. Я широко улыбнулся, шагнул к нему навстречу, но он нахмурился, и немного смутившись, отошёл в сторону и мои руки обняли воздух.
После вечернего богослужения часто отца Илиодора дожидались женщины, — прихожанки обители и его подопечные. Он выходил из алтаря, и вместе они совершали молебен Пресвятой Богородице. В такие вечера изредка я стоял в сторонке, слушая пение и наблюдая, какие удивительные отношения сложились между этими людьми и святым отцом. Они улыбались друг другу и радовались, а я чувствовал себя чужим и покинутым на этом празднике. Ведь я уже столько времени заочно считал отца Илиодора своим большим другом. Но старец упорно не хотел замечать моих добродетелей.
Прошло два месяца, как я жил в монастыре. С отцом Илиодором мы не общались близко, но уже важно кивали друг другу при встрече. Помню, было начало ноября и в праздник Казанской иконы Божией Матери после литургии, когда люди шли прикладываться к иконе Богородицы и к мощам преподобного Амвросия, отец Илиодор выдернул меня из очереди трудников и попросил помочь. Я был горд оказанной честью и радовался, как мальчишка. Я стоял рядом со старцем и был занят не то чтобы священнодействием, но тоже чем-то очень важным. Каждого, кто приложился к мощам преподобного Амвросия, отец Илиодор помазывал маслом прямо из неугасимой лампады Преподобного, а следом стоял я и раздавал всем конфеты и сладости из большущего мешка. Я даже подумал тогда, что раз был им допущен до раздачи конфет, значит, уже поднялся на целую ступень по лестнице монастырской жизни.
Первые пять дней в обители я совсем не курил, и был уверен, что я пришёл в монастырь навсегда, часто веселя старожилов вопросом: — А скоро ли меня постригут?
Наступила зима. Работал я в храмах, находясь всё время при святых мощах Старцев Оптинских и святых иконах. На эти послушания не благословлялось ставить курильщиков. И я мучился тем, что не имея сил признаться, скрывал от нашего старшего иеромонаха свою греховную страсть. Курил я, оглядываясь, у общественного туалета вне стен монастыря, где было обустроено специальное место — бочка и скамейка. И как-то покурив после ужина, я шёл вдоль стены обители к вратам. Вдруг, вижу на встречу мне идёт какой-то высокий монах с пакетами в обеих руках. Полы его рясы колыхались ветром. Из-за метели и темноты лица его сразу я не разглядел. Но уже через несколько шагов я узнал в монахе отца Илиодора. Стараясь не дышать на него, я сказал:
— С праздником, батюшка!
— С праздником! — ответил он.
Мы разминулись, но уже через секунду я услышал его бас:
— Стой!
—Стою.
— Вот иди сюда, — позвал батюшка. — Вот ты куришь, да?
— Курю, — признался я грустно.
— Вот, смотри. Я тоже курю. — При этих словах отец Илиодор поставил пакеты (скорее всего с конфетами) на снег, запустил руку под рясу и вытащил оттуда дымящееся кадило!
Для меня это было уму непостижимо! У старца в глубине рясы был вшит потайной крючок, на котором висело всегда готовое к бою заряженное углем и ладаном кадило. Горящее!
— Знаешь, кому я курю? Я ангелам курю. Воскуряю. На дым моего кадила слетаются ангелы. А ты знаешь, кому куришь табак свой? Ты бесам куришь. Как закуриваешь сигаретку и распугиваешь всех ангелов, а бесы так и облепляют тебя! Бросай курить. Если не бросишь, положишь крест на стол, выдадим тебе обратно комсомольский значок, — и привет, Москва! Понял?
— Понял.
Жути он нагнал на меня такой, что в тот же вечер я уже не курил. И через пару дней я встретил отца Илиодора в монастыре.
— Батюшка, спаси Вас, Господи! Вашими молитвами я бросил курить.
— Ну, молодец, раз бросил.
— Но, знаете, я подумал, что хочу так же курить ангелам, как Вы. Хочу тоже кадить.
— Ну, а как же ты будешь кадить? Чем кадить-то будешь?
— Может, у Вас есть какое-нибудь старое, ненужное кадило?
— Кадилом тебе нельзя кадить. Тебе сан нужен. Вот станешь когда-нибудь диаконом, тогда и будешь с кадилом ходить.
— Но как же мне быть? Как же мне ангелам курить и бесов прогонять?
— Это тебе кадильница нужна, — ответил отец Илиодор. — Завтра после двух подходи к Казанскому храму, что-нибудь придумаем.
Назавтра я весь день бегал по монастырю в послушаниях, думая, как бы не пойти на обед, чтобы всё успеть. Я уже не думал, что смогу встретиться с отцом Илиодором в этот день, как вдруг он меня окликнул, когда я быстрым шагом проходил мимо Казанского собора.
— А, вот и ты! Ну, пойдём со мной.
Мы спустились по ступенькам в иконную лавку.
— Ну, выбирай себе кадильницу, — сказал батюшка. Но, увидев, что я не представляю, как выглядит кадильница и с какой стороны поджигают уголь, он всё сделал сам. Выбрал красивую синюю кадильницу, пару пачек угля и две маленькие коробочки ладана.
— Вот тебе кадильница, уголь зажжёшь так-то, сюда ладан и — Аллилуйя! Подойди к отцу Нилу, благословись, чтобы тебе у вас в доме кадить. С Богом! — сказал отец Илиодор и поспешил куда-то по своим делам.
Радости моей не было предела! Благословившись у отца Нила на каждение в нашем общежитии, я никак не мог дождаться вечера, когда закончится ежедневный Крестный ход, и я смогу погонять бесов своей кадильницей, драгоценным подарком отца Илиодора. Через неделю все мои братья трудники привыкли, что каждый вечер весь дом окутывали плотные клубы дыма и чудесные запахи ладана. А ещё через неделю у меня на вооружении было двадцать сортов ладана и, если я забывал по усталости покадить, кто-то мне сразу же об этом напоминал.
Когда я покидал монастырь, раздал множество своих вещей, но кадильницу увёз домой и до сих пор ей благоговейно пользуюсь, обходя весь дом, прогоняя бесов из всех углов с песней «Богородица дево, радуйся!»
Богу нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.